Снова оно.

[Abunai-Daruma]

Предыдущий пост разросся в некое нечто, а начинать с нового листа всегда тааак приятно.)
Все, как обычно, вы мне пейринг + фразу, я вам драббл в предложение-абзац - как получится.

Для  Hayato-chan, Гокудера/Тсуна, "гроза", KHR
Их персональной, маленькой, но очень вредной грозой был Ламбо. Вечно шумный, готовый на непредсказуемые шалости, вечно все ломающий - он был точно молнией в миниатюре.
- Гокудера-кун, сегодня наша очередь следить за ним, - без особого желания, но все же ответственно заявил Тсуна. Если бы на месте Десятого был кто-нибудь еще, Гокудера обязательно бы огрызнулся, только что матом не стал бы крыть внезапно свалившуюся на себя роль няньки, но. Десятый есть Десятый, и потому надо покориться:
- Да.

Для  Yanagi Angela, Лампи/Рассел, "я тебя поймал", HTF
У Рассела длинные вьющиеся волосы цвета морской волны, просоленные морским бризом, а оттого жесткие и походят на проволоку. У него хриплый прокуренный голос, голос настоящего пирата, каким Рассел никогда не был. Он носит повязку на левом глазу. Так, для общего образа, ведь глаз-то здоровый и прекрасно видит. Как не влюбиться в такого "морского волка" такому домашнему Лампи?
Лампи, словно приличная жена, готовит, стирает, гладит, вообщем, ведет домашнее хозяйство, а еще придерживается старой народной мудрости: "Лучший муж - это который здоров и которого часто нет дома". Рассел и правда целыми днями просиживает на своей рыбалке, так что приходится носить завтрак, обед и даже ужин лично к нему. А Лампи это не составляет труда. Он делает это с удовольствием.
- Дорогой, пора домой, уже поздно, - упрашивал заядлого рыбака Лампи, убирая остатки ужина в пакетик. Перекусивший Рассел отер трехдневную щетину и вновь уселся за удочку. - Ты меня вообще слушаешь?
- Сейчас, сейчас! - поплавок задергался, и Рассел снова пропал из внешнего мира. - Клюет, даа!.. Тяжелая, сволочь, ну я тебя!..
Леска натянулась так сильно, что готова была вот-вот порваться, а Рассел все тянул, не собираясь сдаваться. И рыба не собиралась. Наконец, сдалась леска, больше не выдержав этой борьбы, и лопнула.
Рассел, весь взмыленный, упал на пирс и тоскливо понурился.
- Не поймал...
И почувствал на плечах объятие, а над ухом - теплое дыхание, отдающее домашним печеньем и зубной пастой.
- Я тебя поймал, дурачок. Пойдем домой.

Для  Yanagi Angela, Диско-медведь/Поп, "воздушные шарики", HTF
- Можно вот тоот красный, большой? - попросил Папаша, указывая пальцем на рвущийся в небо воздушный шарик, весь в золотых звездах. Сегодня они с малышом гуляли в парке, а уж баловать своего сынишку Поп любил. Малыш уже успел навернуть огромный вафельный рожок с мороженым.
- Конечно. С вас два доллара.
Ого, как дорого! Вслух, конечно, этого Поп не сказал. Чего не жалко для малыша.
Но, вернувшись с подарком, Поп обнаружил в коляске нечто, напоминающее его сына ну очень отдаленно. Оно усердно чмокало соской и болтало не помещающимися в коляску длинными ногами в золотистых брюках. Сам мелкий увлеченно ползал неподалеку по газону за кузнечиком.
- Ты опять балуешься, Дэнси. - вздохнул Поп, не удержав улыбки. - Если так хочешь воздушный шарик, мог бы просто попросить.

Для [J]Ирие Шоичи[/J], Занзас/Тсуна/Сквало, "наручники", KHR
- Куда собрался, мусор? - Занзас схватил Тсуну, уже собравшегося было спасаться бегством, за шкирку и вернул к себе на коленки. Савада мысленно заскулил от отчаяния. Говорили же - "не ходите, дети, в Варию гулять". Вот только об этой старой вонгольской мудрости Тсуна вспомнил с опозданием. С больши-им опозданием.
Он предпринял еще попытку вырваться и улизнуть, но Занзас, даже одной рукой, держал его крепко. Так, что Савада лишь жалко трепыхнулся и затих.
- Только больно не надо... - взмолился он, как только понял, что окончательно попал.
- Уж как получится, - ухмыльнулся Занзас. Наконец-то ненавистный мелкий недобосс попался к нему в руки. На него у злопамятного босса Варии давно-о были особые планы. - Сквало! Тащи наручники. И держи этого, если рыпаться будет.

Для [J]Ирие Шоичи[/J], Спаннер/Шоичи, "спасти медицина меня уже бессильна", KHR
- Опять голова болит? - спросил Спаннер, не отрываясь от ноутбука, когда за его спиной едва слышно разъехались створки двери и шаркающие шаги. Шоичи всегда поражался догадливости техника, ведь тот даже головы не повернул. У него что, глаза на спине?
- Как ты догадался, что это я?
- Ну, ко мне лично спускаешься только ты, - простодушно ответил Спаннер. Шоичи приходил к нему почти каждый вечер, чтобы пожаловаться на начальство, на Червелло, на свое болезненное состояние... Похоже, Ирие пристрастился ходить к механику, так как получал тут поддержку, понимание, горячий чай и леденцы на палочке.
- И почему сразу голова? У меня может болеть что угодно: и живот, и кисти рук, и даже ноги... - немножко истеря, стал перечислять Шо-тян и перевел дух. - Да, голова.
- Сходил бы ты к доктору, Шоичи, - вздохнул механик, поднимаясь с пола и начиная рыться в шкафчике в поисках чая.
- Медицина мне уже не поможет! - высокопарно выкрикнул Ирие. - Источник болей - мои нервы... Таблетки здесь бессильны.
- И поэтому ты ходишь ко мне? - с улыбкой проницательно заметил Спаннер.

Для  сашенька-солнышко, Кей/Артур, сказка, Сергей Лукьяненко
- Кей, расскажи мне сказку, - тихо попросил Артур, садясь поближе к прозрачной перегородке, разделяющей его с телохранителем. Он настолько привык к нему, привык к теплу его тела, что теперь юноша в теле двенадцатилетнего мальчика ощущал себя не защищенным. Наверное, то же самое чувствовал Кей, когда не чувствовал на бедре тяжести верного пистолета.
Дач вздохнул:
- Прости, Арти, я не сказочник.
У него никогда не было детей, кому бы он мог перед сном рассказывать fairy-tales, сказочные истории о тридевятых царствах. Зато на жизненном веку его было столько историй про то, как ему в той или иной ситуации удалось выжить, выкрутиться. О других планетах, о других расах.
Артур, видимо, прочитал его мысли.
- Тогда просто расскажи, что умеешь. Неважно, что. Мне просто нужно слышать твой голос.
И Кей заговорил. Артур не особо вслушивался в смысл слов, только прильнул теснее к перегородке, будто мог просочиться сквозь нее, к своему верному слуге.
- Мы обязательно выберемся отсюда, мой маленький король. Успокойся, Арти, - взглянул он на мальчика, который, казалось, крепко спал, убаюканный его рассказом.
Кей впервые чувствовал что-то вроде нежности к этому ребенку, к которому судьба-злодейка его привязала накрепко.
- Я спокоен, - совершенно честно ответил Артур. Оказывается, он не спал. Однако, Дач не почувствовал ни смущения, ни замешательства, что его слова оказались услышанными. Он приложил свою мозолистую крепкую ладонь к стеклу, и с той стороны Артур сделал то же самое. Его ладошка была значительно меньше. - Ты ведь рядом.

Для  pineapple!juice, Ямамото/Хром, клубничное мороженое, KHR
- Ха-ха-ха, Хром, хочешь мороженого? - миролюбиво предложил Ямамото. Девочка, тихо шедшая рядом, коротко покачала головой, что означало "нет, конечно, я хочу, но не стоит так стараться из-за меня". Настолько она была скромной.
Но Ямамото все-таки развернулся к продавцу и купил одно, с клубничным наполнителем. Босса беспокоило, что Хром сидела целыми днями где-нибудь в уголочке, тихая и незаметная. То ли стесняется, то ли боится людей, то ли не доверяет им - непонятно. Тсуна потому и попросил Ямамото, как самого дружебного и общительного, вытащить девочку из ее норки.
- Вот, бери! - протянул он ей купленный рожок. Он так открыто улыбался, так настойчиво предлагал ей угощение, что Хром осторожно вытянула вперед руку и взяла мороженое.
- Спасибо...
- Да не за что, мы же друзья.
Хром моргнула, будто не поверила на миг, что у нее могут быть друзья, а после на ее губах сама собой появилась счастливая улыбка.

Для  Umika, Гокудера/Тсуна, дождь, KHR
Пытаться закурить под дождем - занятие заведомо безнадежное, особенно, если пытаешься сделать это спичками. Выдохшаяся зажигалка мокнет в луже, брошенная туда нервной рукой. Но Гокудера упрямо старается, прикрывая огонек рукой, в которой и без того зажат коробок.
Его старания награждаются сполна - никогда прежде вдох не казался ему таким сладким.
Дождь - почти ливень, но Хаято не идет домой, даже под козырек не прячется. Курить, мокнуть под дождем и грустить - это все кажется ему таким правильным.
Десятого больше нет. Десятый больше не придет и не согреет своим теплом. Гокудере теперь все время холодно, хотя нет. Просто не-тепло.
А в голове все время крутятся эти дурацкие три слова, которые есть в любом сценарии, в любом фильме или книге, самые затертые в мире и самые прекрасные три слова. Три слова плюс обращение, которые так и не удосужился сказать.
Я люблю вас, Джудайме.

Для [J]Ирие Шоичи[/J], 4848, приказ, KHR
- Куда ты? - взволновался Шо-тян, когда его близнец стал вновь надевать белый мундир. И это - уже поздно вечером, почти ночью, когда рабочий день давно уже закончился! - Мы ведь хотели сейчас собрать кубик рубика и идти спать!
- К Бьякуран-сану, - последовал ответ, холодный и резкий, как само это имя. Бьякуран любит, когда Шоичи приходит к нему весь в белом. На белом кровь выглядит очень ярко и красиво, точно лепестки роз на снегу, по его словам. - Это приказ, - перебил он, прежде чем "Но...но..." Шо-тяна перерастет в испуганные упреки.
Они оба знали, зачем Бьякуран вызывает Ирие к себе, и что происходит за дверьми его кабинета. И что будет, если воспротивиться этому приказу. Бьякуран-сан привык к тому, что Шоичи - мальчик послушный.
Вся спина у него в царапинах от ногтей Бьякурана - внешне не отличишь от кошачьих, только глубокие больно.
- Возвращайся поскорее, - тихо попросил Шо-тян, уже думая, как он достанет в час ночи губку и тазик с теплой водой, когда Шоичи, наконец, вернется.

Для  Baka Usagi, Реборн/Тсуна, секрет, KHR
- Реборн, а как ты стал Аркобалено? - спрашивает иногда Тсуна, ему вообще очень много хочется узнать о своем наставнике, состоящем из тайн и загадок чуть менее, чем полностью. Смотрит - любопытный, лохматый, не в своё дело нос сует.
- Меньше знаешь - крепче спишь, - обыкновенно отвечает в таких случаях Реборн и добавляет еще в профилактических целях что-то вроде заботливого пинка, чтобы запомнил получше. Но наедине с самим собой, он прячет глаза под тенью шляпы, ухмыляется кривенько и притрагивается на мгновение к соске, висящей на груди. "Это большой секрет, Тсуна. Большой и страшный".

Для  сашенька-солнышко, Данька/Лэн, скалы, Лукьяненко "Мальчик и тьма".
пафос, блиа. == а еще ау и оос.
Я стою на краю у непрочных перил,
Позабыв о жестокой ноябрьской стуже.
Темнота, что дремлет где-то внутри,
Говорит с темнотой снаружи.
Как наивно-бесстрашны мои новые черные крылья…(с)

Лэн стоял у края бездны, широко и безбоязненно раскинув ей навстречу руки, Внизу, теплое, живое и колышущееся, плескалось море Тьмы. Лэн слышал, упоенно слушал, как оно дышало, как призывало ласковым шепотом нырнуть в него, словно в бездонный тёмный омут, как с тихим шорохом разбивались о невидимые преграды черные волны. А под ней где-то внизу были острые скалы, но Лэн не боялся, не чувствовал этой высоты сейчас и опасности.
Он жил и дышал вместе с Тьмой, ибо сам уже стал ею, и от этого пьянящего ощущения как-то дико-радостно кружилась голова. Та светлая часть его сознания, что когда-то всем сердцем отвергала Тьму, уже дотлевала своё, словно одинокий уголек в остывшем пепле.
Вокруг был только холод, и холод был в Лэне.
А еще у него были крылья - бесценный подарок, в обмен на сердце - с такими можно закладывать любые виражи и мчаться легко даже в самой непроглядной тьме. А еще они никогда не поломаются. Полная свобода - от жизни и смерти, от воздушных вихрей и сил гравитации, от...
- Лэн.
- А, Данька, привет, я знал, что ты придешь, - заулыбался Лэн, поворачиваясь, и Данька нахмурился, увидев столь родные черты на чужом уже лице. Улыбка Лэна тут же увяла. - Данька. Это больно только поначалу... Потом...
- Ты же сам говорил, что невозможно летать без сердца, - Данька как всегда бил прямо и в упор, обрывая разом все оправдания и последующ ие завлекающие речи.
- Это было раньше. Теперь я понял... это так... ты просто не представляешь, как это хорошо! - Лэн раскинул руки, будто хотел обнять тьму, будто преподносил ее Даньке в подарок - вот она, вот же! - а тот не понимал и не видел ничего. - Иди к нам...ко мне, - попросил он жалобно.
- Нет, - покачал головой Данька.
Это одно - пытаться вытащить друга из пропасти, когда тот цепляется пальцами за выступы, сражается, не хочет падать, и ты его не оставишь никогда в таком положении, но как расцепятся пальцы, как начнется падение - не остановить уже его и следом прыгать - глупее поступка не придумаешь, когда нужен остальным. Даже если очень любишь. Нужно продолжать дело Света, раз уж начал.
- Разве ты не мой друг?
- Друг, - согласился Данька. Он сам себе поражался, как до сих пор держал строгий спокойный тон, как до сих пор глаза его были сухи... И только он подумал об этом - в груди что-то екнуло, сжалось горло, защипало глаза - но он подавил всё резким вдохом и продолжил: - Но я люблю того Лэна, который был моим Младшим. Он никогда не сдавался. Он боролся.
Теперь человеческие черты и вовсе стерлись с лица Лэна. Глаза его потемнели, лицо исказилось от злости - иррациональной злости, потому что не должно быть ее на этом лице, не должно - он почти прошептал:
- Ты не знаешь, насколько мне было больно... Когда всё внутри выгорает.

Говорят, в Лэне чувствовали черноту уже невооруженным глазом. Он стал отчуждаться, чувствуя себя другим, а после и вовсе ушел, не выдержал. Заменил сердце на крылья, превратил кровь в огонь, а любовь – в ненависть.
Просто перестал бороться. Просто в нем изначально была тьма, где-то совсем внутри, которая так и ждала лазейки, повода выбраться наружу.

- Я видел, - Данька, наконец, решился, стряхнул с лица это выражение "Лэн, я вижу тебя в гробу и провожаю тебя в последний путь", подошел к нему, приобнял - на ощупь кожа как кожа, холодная только. Его бедный опустошенный Лэн.
Не сумевший избавиться вместе с сердцем от своей привязанности, терзающей его теперь, так что жалко его, даже такого.
Но теперь они по разные стороны баррикад. Вот только...
- Полетаем вместе? Как раньше, - предложил Данька. - В последний раз, вот над теми скалами.
Он знает, что Лэн легко может сбить его, нож воткнуть в грудь, увлечь на верную гибель - всё, чтобы только не отпускать его.
Но точно так же знает, что Лэн сможет его отпустить.