Вы не поверите, но это фанфик

[Abunai-Daruma]

Это опять 5927 Шапки стало писать откровенно лень, и так понятно, что персонажи принадлежат не мне, а Амано Акире, никакой выгоды (денежной) я не получаю (а жаль xD). Названия у меня никогда нормально не выходят, потому просто "без названия". У кого есть предложения, можете предлагать

Гокудера терпеть не мог носить кимоно. На его угловатой фигуре оно смотрелось неестественно и непривычно. Но ради того, чтобы наблюдать Цуну в национальной одежде, в которой он выглядел просто прелестно, Гокудера был готов хоть целый год не снимать кимоно.
Он был просто безумно счастлив, что Джудайме отдал предпочтение именно ему, а не Киоко-тян, именно с ним пошел на праздник исполнения мечты. Вокруг шумела радостная толпа, которая стекалась, главным образом, к прилавкам с золотыми рыбками и сахарной ватой; горели разноцветные фонарики, покачивались на ветру колокольчики - но Гокудере было не до созерцания этой утонченной японской красоты. Он был весь поглощен процессом разглядывания своего босса и не терялся в толпе только потому, что неотрывно следовал за ним.
- Гокудера-кун, тебе разве скучно здесь? Ты даже не поучаствовал нигде, - дошел до него горестный голос Цуны, огорченного тем фактом, что Хаято банально скучает на Танабате. - Нет-нет, Джудайме, все хорошо! Я просто смотрю, - оправдался Гокудера и принялся энергично вертеть головой, окидывая горящим взглядом разнообразные лавочки и всевозможных расцветок кимоно.
Ну как он мог признаться Джудайме, что за его присутствием больше ничего на свете не замечает? Что ему настолько идет милое синее кимоно, что прямо не оторвать глаз?
- Ой, пойдем туда, я хочу поймать себе одну! - Цуна потянул задумавшего Хаято за рукав кимоно к прилавку с золотыми рывками.
Стрельба из пневмонического ружья Цуну попросту пугала: оно больно ударяло прикладом, оглушительно грохотало, к тому же Савада никогда в своей жизни не попадал в цель. А рыбки были вполне себе безобидными, милыми и тихими существами.
Стараясь выловить одну особо увертливую, Цуна вдруг подумал, что Гокудера - это тоже самое ружье, громко палит и пахнет дымом, и немножко страшно держать в руках.
Хаято активности к ловле рыбок не проявлял - ему плохо удавалось что-то более тонкое и точное, чем бросок динамитной шашки. И потому, плюнув мысленно на рыбок, он просто отошел к соседнему прилавку и купил для себя и Джудайме по фруктовому мороженому. Жутко смущаясь и краснея, он протянул одно Цуне, когда тот, раскрасневшийся, прекратил неудачные попытки поймать золотую рыбку.
- Вот, Джудайме! Я купил для вас мороженое! - гордо возвестил он слишком громко, и Десятый, озираясь, зашикал на своего спутника: люди стали довольно удивленно коситься на них.
Хаято, как всегда, проявляя эмоции, ничуть на них не скупился. Осознав это, Хранитель покраснел пуще прежнего и принялся есть свое мороженое молча.
Ни Киоко, ни Хару, ни этой тупой коровы сейчас не было рядом, и Хаято, идущий совсем рядом с Джудайме, храбрился. Сначала будто по неосторожности задел Десятого рукавом, потом коснулся своими пальцами его руки, потом и вовсе склонил поближе к нему лихую голову. Из-за разницы в росте Гокудере пришлось даже немного наклониться, что выглядело со стороны жестом влюбленного кавалера.
Хотелось взять Цуну под руку, вести его, чуть загораживая собой, но вокруг было слишком много народу, чтобы без помех выразить свою отнюдь не пошлую привязанность к боссу. Это бесило и заставляло с каждой минутой нервничать все больше. Когда пальцы Гокудеры в очередной раз столкнулись с пальцами Цуны, тот коротко и незаметно погладил его ладонь мизинцем, давая понять, что он совсем не против.
- Йоу, Цуна, Гокудера! - раздался бодрый голос Ямамото, когда Хаято уже почти взял Десятого за руку. Цуна резко отдернул ладонь в сторону, даже отходя немного от стоящего слишком близко Хранителя Урагана.
Гокудера вовремя себя остановил мыслью, что Джудайме не простит ему рукоприкладства на фестивале, и что оплачивать причиненный ущерб придется ему. Впрочем, Такеши исчез так же быстро, как и появился, лишь продемонстрировав, какого чудесного плюшевого зайца он выиграл, кидая мячик. Уж в этом-то он был настолько мастером, так что это уже было даже нечестно.
Цуна довольно быстро съел свое мороженое и потерянно слизнул с пальцев остатки вафельной крошки. Заметив это, Хаято, который ел очень медленно, постоянно отвлекаясь на Десятого, тихонько предложил ему свое.
- Кусайте, Джудайме... - он отвел его в сторону, чуть загородил собой от любопытных глаз и поднес к его рту мороженое.
- Правда, не надо... спасибо, Гокудера-кун, но... - замялся Цуна.
Хранитель понурился и убито произнес:
- Вы не хотите? – на это Десятый просто и не смог ему отказать.
Мороженое было настолько вкусным, что его хотелось еще и еще. Только вот обкрадывать Хаято Цуна не желал - но, похоже, Гокудера был на седьмом небе от счастья, оттого, что ему позволили угостить Джудайме с рук. Его грызло неприятное чувство, что в спину ему уставился, по крайней мере, десяток пронзительных взглядов, но то, что Цуна аккуратно надкусил рожок, схватил губами холодный кусочек - было гораздо важнее даже всего этого глупого фестиваля. Только присутствие Джудайме делало его значимым событием.
- Цуна-кун?
Цуна чуть не подавился, все же успел проглотить лакомство и отпрыгнуть от Хаято на два-три метра. Перед ним стояла Киоко-тян собственной персоной. В миловидном розовом кимоно она выглядела просто чудесно. Гокудера хмуро наблюдал, как Десятый, краснея и запинаясь, разговаривал со своей девочкой, а та улыбалась и кивала ему.
Мороженое таяло в руке и капало на землю.
Наконец, Сасагава их покинула, и Хаято, мрачнее тучи, вновь подошел к Цуне и упрямо схватил его под локоть. Десятый, вздохнув, оглянулся и незаметно сцепил свой мизинец с мизинцем Гокудеры, подержал так для верности несколько секунд, чтобы Хаято начал улыбаться, и стал вести его куда-то за пределы праздника. Хранитель заметил, что его Джудайме слегка прихрамывал, но изо всех сил старался этого не показывать. Он хотел вдруг предложить свою помощь, но Цуна остановился. Вокруг было тихо, тишину нарушала только надоедливая песня цикад. Где-то внизу плескался ручей.
- Это... прости меня, Гокудера-кун, я совсем тебя не отталкиваю. Просто вокруг слишком много людей... – смущенно сказал Цуна, все время сбиваясь. Ему весь праздник казалось, что он все больше и больше огорчает своего Хранителя своим равнодушием. Но ведь на самом деле это было не так!
- Это уж точно, - сложив руки на груди, хмуро выдал Гокудера, опустив голову. И почему я не могу быть единственным у Джудайме? Почему вокруг него собралось столько…дурацких личностей», - подумал Гокудера, упомянув про себя в списке «дурацких личностей» Ямамото и Ламбо. Мысли были настолько эгоистичными, что Хаято со стыдом заткнул себя. Наверное, его недовольство все-таки прорвалось наружу: Десятый напряженно молчал и явно хотел что-то сказать.
Приготовившись к разного рода упрекам и ругани, Хаято втянул голову в плечи…
- Понимаешь, я люблю тебя... ну в смысле, что ты очень хороший... и друг... – тихонько признался Цуна. – Ааа, черт, я сделал это, - простонал Савада, усиленно скребя руками по макушке. Все лицо Десятого цветом походило на итальянский зрелый помидор. Хаято от неожиданности сначала опешил, а через мгновение у него уже так быстро билось сердце, что чуть не выскакивало из груди от счастья. Десятый любит его! Неужели и вправду любит?
Хранитель ущипнул себя за руку, чтобы дать себе понять, что это отнюдь не просто хороший сон. Все было реально - звездное небо над головой, шум праздника где-то далеко-далеко и Джудайме рядом, дрожащий от прохладного ветра с горящими от смущения щеками.
- Мы ведь не можем просто так ходить за руки. Все ведь поймут, что мы... ну... ты понимаешь, о чем я, - продолжал Цуна, стараясь не глядеть в глаза Гокудере, терзал несчастный рукав кимоно.
- Да, я понимаю, Джудайме! - Гокудера не удержал вздоха, горестного настолько, что Цуне захотелось его пожалеть и начать искать выход из положения.
Он взял его за руку, переплел пальцы, и Гокудера ощутил, как волнительно радостно подпрыгнуло сердце в груди. Но на людях они не могли стоять так, как стояли сейчас - и Хаято было грустно, что на празднике столько посторонних глаз. И не только там, в школе, например, он не мог выказать Десятому свои чувства, даже коснуться, если прикосновение выходило за рамки приличия. А ведь так хотелось простых прикосновений, объятий, хотелось докормить его уже безнадежно растаявшим мороженым, купить одну сладкую вату на двоих и брать в рот его липкие от сахара пальцы.
- Джудайме, я тоже так люблю вас... - всхлипнул Хаято.
Его Десятый был настолько понимающим, настолько хорошим, что хотелось плакать от счастья, что он идет ему навстречу, не отталкивает, не считает больным или сумасшедшим.
Хранитель, понимая, что сейчас, наедине с Джудайме, он мог позволить себе некоторые вольности, опустился перед ним на колени и поцеловал в ладонь, все еще держа его маленькую руку в своей руке. Вздрогнул, когда Десятый погладил его по волосам, потянулся навстречу ласке.
- Хочу поскорее домой - таби ноги натерли, - пожаловался тихонько Цуна, и Хаято радостно вскинулся.
- Идея, Джудайме! Спасибо вам!
Недоумевая, что же такое стряслось, Цуна наблюдал, как Хаято оторвал веревочку от его левого таби, как осторожно стал целовать горящие мозоли. Влажная ночная трава приятно холодила усталую ногу.
- Теперь я могу с чистой совестью носить вас на руках, Джудайме, - весело сказал Хаято, разворачиваясь спиной к Цуне и ожидая, пока тот вскарабкается на нее.
- Не тяжело? - обеспокоенно спросил Савада, держа в руке свой нарочито испорченный таби. Цуна устроился поудобнее, крепко обвил шею своего Хранителя руками и теперь дышал ему почти в ухо. Гокудера засмеялся.
- Совсем нет, вы легкий, Джудайме! - но даже если бы было и тяжело, Хаято все равно никогда бы в этом не признался даже самому себе. На фестивале никто на них и не взглянул странно - даже Киоко поблагодарила Хаято за то, что он так заботлив по отношению к Цуне.
Перехватив Десятого повыше, Гокудера легонько погладил его по ноге кончиками пальцев, и Цуна захихикал от щекотки ему в ухо - и это был звук, полный беззаботного счастья. И дыхание Цуны заглушало все на свете, даже салютные залпы, заполонившие ночное небо. Они распускались огромными цветными звездами, а после гасли, оставляя после себя запах дыма. А для Цуны это был запах волос Гокудеры, в которые он уткнулся носом.
Когда фейерверки закончились, и все приступили к главной части праздника - написанию желаний на бумажках, Цуна взял такую для Гокудеры и стал объяснять ему. - Смотри, здесь нужно написать свое самое сокровенное желание, и если оставить эту бумажку на бамбуке, то оно должно обязательно исполниться. И тогда оно дойдет до звезд…
- Не нужно, - с улыбкой перебил его объяснения Гокудера. Он с трудом был готов поверить в такую чепуху: в то, что какие-то там духи читают записочки простых смертных и выполняют их глупые желания. Хаято покрепче перехватил его за бедра, так как Цуна уже начинал сползать вниз, и откинул голову назад, прижимаясь щекой к щеке Джудайме. - Мое и так уже исполнилось.