[Abunai-Daruma]

Это не весь фик, а лишь его кусочек, временной отрезок про плен, но я расчесываю его уже столько, что видеть уже его не могу. (с февраля, кажется)
Шк-народ, очень расчитываю на здоровую критику, мне срочно нужен свежий взгляд.

Название: Неукротимое племя
Автор:  Sirin-chan
Фандом: Shaman King
Персонажи: Icemen, Зоря-centric
Рейтинг: PG
Жанр: джен
От автора: серия небольших драбблов; жестокость советских ученых переходит все границы, все злые недобрые дядечки, ага. Обилие "девочек" хоть и выглядит мерзко, но довольно оправданно - настоящего имени Зори мы не знаем, а придумывать его и пользоваться им на протяжении всего плена очень не хотелось.
Дисклеймер: персонажи принадлежат Хироюки Такеи, песня – Хелависе, недофанон – мне.

1.

Девочка, лет двенадцати на вид, дергается на койке, пытаясь вывернуться из равнодушных тисков рук. Она худенькая совсем, тоненькая, словно веточка – такую и переломить недолго – а пинается яростно, кусается, впивается зубами в эти руки, но всё тщетно. Ее держат крепко, не оставляя никакой надежды на освобождение. Создается впечатление, будто все уже здесь давно привыкли к такому. Слишком отточенные уж движения, деловитые.
Ей жестко стягивают ремнями запястья и лодыжки – детские, хрупкие.
- Пустите! – бьется она пойманным зверьком.
- Ненавижу! Ненавижу вас всех! – кричит она сквозь слезы. Она ненавидит сейчас весь мир, который весь в одночасье ее предал.
За что же? Ведь она никогда никому не делала ничего плохого. Ни сверстникам, которые вечно ее сторонились, ни родителям, которые легко отдали ее в руки незнакомых людей.
Они ведь, на самом деле, никогда ее не любили, приходит горькое осознание.
И теперь вот это. Страшно, непонятно – она ведь всего лишь маленькая девочка. Для чего ее привели сюда под конвоем, как преступницу?
- Это врачи, детка. Они говорят, что помогут тебе с твоей проблемой, - глаза у матери пустые, счастливые, облегченные. Девочка с самого рождения, казалось, притягивала в дом неприятности и беды, так что появление загадочных «докторов», берущихся совершенно бесплатно обследовать странного ребенка, только радует уставших родителей.
А еще - они говорят – что девочка слышит голоса травы, воды и ветра. Всего того вокруг, что, по мнению нормальных людей, должно просто молча существовать. Ну, утверждает, что слышит, конечно.
- Обыкновенный случай. Психическое расстройство. Мы всё вылечим, - уверяют люди.
- Новенькая? Усмирите, не в первый раз же, - цедит кто-то, по-видимому, главный здесь.
Зрачки девочки испуганно расширяются, заполняют собой целиком светло-зеленую радужку, когда она видит приближающийся к руке шприц с чем-то мутным внутри.
- Нет! Нееет!
Руку крепко держат ремни, так что ни вырвать ее, ни хотя бы дернуться, так что остается просто безучастно наблюдать, как игла легко входит в кожу, как поршень вдавливает в кровь нечто, отчего тело мгновенно тяжелеет, а разум застилает толстая пелена безразличия. Успокоительное.
Перед глазами всё мутнеет: и лица людей в белых халатах, и капельница, и мониторы за зеленоватым стеклом – прежде чем они сонно закрываются.
Старый ученый, продавший свое сердце науке уже много лет назад, отворачивается и промокает платком влажный лоб. Этот взгляд. У этих детей у всех такой взгляд.
Все здесь сначала пугаются, плачут, умоляют, кричат – реакции разнообразны, но одно остается неизменным.
Так и светится у них в глазах желание бороться.
Осознание собственной исключительности, пусть многие об этом еще даже и не подозревают.
Опасное тайное знание, которое нужно извлечь, исследовать, применить на благо государства.
Да, безусловно, эта девочка всего лишь одна из многих. И не таких ломали.

***

Это место совсем не похоже на психическую лечебницу.
Это, скорее, что-то вроде концлагеря, только с идеальной санитарией, хотя суть от этого не меняется. Здесь всё такое чистое и белое, что это само по себе должно убивать в корне желание бороться и превратить человека в послушного подобытного кролика. Наверное, именно для этого здесь и устроено так всё – слишком одинаково. Все носят одинаковые застиранные сорочки и бирки с номером на запястье, все спят на одинаковых кроватях – простыни пахнут хлоркой, все едят одинаковую еду – серую, безвкусную, переваренную.
Да, здесь есть и другие дети, много других детей. Есть ровесники, есть маленькие совсем, но нет никого старше двенадцати-тринадцати лет.
Черты азиатские, черты монголоидные, черты северные – словно со всего материка собраны здесь для каких-то непонятных исследований. А исследования проводили практически каждый день.
Отводили за закрытые двери, силком укладывали на койку, фиксировали в лежачем положении.
Ставили электроды, вкалывали что-то больно и глубоко, прямо в вену – и отходили за стекло, наблюдать результаты за экранами своих компьютеров.
Сначала ничего не происходит, минут пять просто лежишь, но как только мутная, тяжелая кровь ударяет в голову, перед глазами всё темнеет, закручивается водоворотом и тянет куда-то. Будто теряешь сознание, падаешь куда-то – а никак не можешь упасть.
Словно умираешь – и умереть не можешь. Висишь на тонкой, безумно тонкой нити над пропастью – и только бог ведает, что не позволяет этой нити лопнуть. Это так больно, что ей хочется кричать, но всё тело немеет так, что ни пошевелиться, ни даже сказать что-нибудь – нельзя.
Совсем не похоже на курс лечения. Скорее, на ужасный, бесчеловечный эксперимент.
Разве она заслужила такое тем, что не похожа на всех остальных людей?
Разве за пределами этой станции никто ничего не подозревает, будто она от всего мира отрезана бьющей, кажется, постоянно метелью за зарешеченными окнами? Но детям не дано понять того, как взрослые готовы молчать за деньги. И даже вкладывать их в такое.
Хочется плакать, забившись куда-нибудь в самый темный уголок, но каждый день тебя вытаскивают на свет снова, каждый день постепенно увеличивают дозу, так что всё большие усилия приходится прилагать, чтобы вернуться живым из очередной схватки со смертью.
Чтобы потом возвращаться снова и снова.
Через несколько дней уже многих даже не приходится привязывать.
Все надеются, что когда-нибудь их отпустят за хорошее поведение, но иногда, потом всё чаще кто-то просто не возвращается, и надежда уходит. Остаются только самые сильные, способные выдержать и не умереть.
Вот тогда становится по-настоящему страшно.

***

Девочка сидит на полу, скорчившись под чуть теплыми струями душа – котельная работает через раз, а никто специально здесь воду не греет. Светлые, длинные волосы тяжелеют и темнеют от воды, закрывают лицо, так что непонятно теперь, что стекает по щекам – вода ли, слезы.
Она здесь уже две недели и всё еще жива. Должна превратиться уже в послушного подопытного кролика и умереть, отпустив эту никчемную жизнь, но всё еще жива.
Жива. Жива. Так не хочется отпускать эту жизнь.
Девочка сжимает руку в кулак, сильно, так, чтобы ногти впились в ладонь.
Значит, она сильнее, чем другие, которых нет уже.
«Всё, что не убивает нас сегодня – завтра сделает сильней», так?
Это место давит, давит неумолимо, но пока ты борешься и рвешься вверх, пока тебе хочется жить – ты не ляжешь на дно. Но как только устанешь, сдашься ли – будешь раздавлен толщей воды.
А силы духовные, сколько бы их ни было внутри, не вечны и не бесконечны. Это место медленно, но верно ломает.
Белые стены, белые улыбки, белые голоса. Отсюда надо бежать, приходит резкая, как гром посреди ясного неба, мысль.
Девочка пытается содрать с руки запаянный браслет с номером, делающий ее всего лишь опытным образцом, не человеком, но безуспешно. Отчаявшись, она поднимает заплаканное лицо вверх, к зарешеченному окошку у самого потолка, будто бы в мольбе, и там, впервые за многие дни, видит чистое спокойное небо.
Стальная решетка раздирает его на ровные полоски. Так хочется вырваться туда, ввысь, что болит в груди, терзает что-то.
Никому нет дела, а маленькая девочка бьет кулаком в мокрый кафель, еще и еще.
Волосы закрывают от взора камер сдвинутые яростно брови, дрожащие губы и – глаза - душу, полную сил бороться. Неверно говорят, что последней умирает надежда.
Последней умирает гордость.

***

- Об этом писали еще до нас, что при состоянии, близком к смерти, люди испытывают странные ощущения. Мозг работает на пределе, перед глазами будто бы «проносится вся твоя жизнь». Но никто еще не додумался это изучать. Мы решили изучать это явление особенных детях, чьи способности превышают человеческие. И мы заметили нечто особенное, - объясняет руководитель проекта прибывшему министру обороны. Он выдерживает небольшую театральную паузу.
- Смотрите. У этих детей наблюдается увеличение этого самого «предела», - продолжает он мерно докладывать. – Мы пока что не знаем, как можно это назвать, но, я уверен, мы на пороге нового открытия!
- И что же это может быть? – скептически интересуется министр, всё это время не очень внимательно слушая. Ему важны результаты, не разглагольствования об эфемерных вещах.
- Что-то вроде духовной силы, интеллекта, - взволнованно шепчет ученый. - Китайской «ки», индийской «чакры», называйте, как хотите. Это мы и пытаемся выяснить.
- Хм. Вы доводите детей до полубессознательного состояния?
- Это научный эксперимент, здесь нельзя обойтись без жертв, - пожимает плечами ученый, мол, это нечто само разумеющееся, как же без этого. - И его результаты потрясут мир!
- Хорошо, - не очень убежденно прерывает сотрясание воздуха жестом руки министр. - Я продолжу финансировать ваш проект, но результаты должны появиться как можно скорее.
- Конечно, господин министр, да, господин министр, - откланивается ученый. Как только начальство уходит, он облегченно возвращается к компьютеру.
И у одной девочки этот предел увеличился уже настолько, что пора переходить ко второму этапу эксперимента.
Наркотик убивает слабых и пробуждает скрытые способности в более выносливых.
Таков уж естественный отбор, ничего не поделаешь.

***

Она удивляется, когда вместо очередной «процедуры» ее ведут совершенно в другое место. Вроде бы должно чувствоваться облегчение, что, быть может, больше не станут наркотиками накачивать, но душу не покидает настороженность – что на этот раз ей уготовили в этом аду без конца и края?
Бассейн. Железная лестница, покрытая ржавчиной, посеревшая плитка.
- Раздевайся и залезай внутрь, - приказывает голос из динамика.
Девочка озирается и медлит, так что пара людей силой стаскивают с нее сорочку. Наверное, должно быть стыдно, но она сейчас не чувствует ничего, кроме страха, увидев на дне бассейна нечто темное и живое. И тут же раздается в голове доверительное: «Не бойся». Голос старческий такой, похож на голос водяного из сказок, заросший весь тиной и булькающий, но добрый.
Страх утекает подобно воде, и она спускается в резервуар, родную душу ли почувствовав, доверившись ли просто настоящей ласковой интонации, впервые, наверное, за всю жизнь.
«Кто ты?»
« Я дух водоемов. У меня есть много имен, но для тебя я зовусь Водяным».
Девочка хочет ущипнуть себя за руку, мало ли какие галлюцинации могли здесь возникнуть, ведь раньше она никогда не видела духов, только слышала…всякое странное. А, может, это всё и были духи? И, наверное, от стольких контактов со смертью она начала их видеть.
Это и было целью находящихся здесь людей?
- Результат на контакт с духом положительный, - говорит бесцветный голос из динамика.
«Что здесь происходит?»
«Эти люди хотят сделать из детей шаманов. Злые, недобрые цели у них».
«Шаманов?»
«Проводников между миром живых и миром духов. Теперь ты одна из них, дитя. Эта сила жила в тебе всегда, она лишь дремала, пока ее не вырвали наружу».
Водяной с печалью смотрит, как девочка прижимает руки к впалой груди, и думает, что ему безмерно хочется защищать и оберегать это несчастное существо.
«Но что здесь делаешь ты, Водяной?»
«Я, как и ты, пленник здесь. Люди поймали меня и заключили в это место. Я мог бы освободиться, но не могу пробиться сквозь стенки».
«Что я могу сделать?» - сжимает она руки в кулаки.
Она чувствует боль духа, зная ее по себе, ощущает инстинктивно, что нельзя держать воду в плену - ей нужно биться ручьем, разливаться рекой, бушевать морем… Ярость закручивается внутри вихрем, накрывает с головой.
«Объединение, юная шаманка. Ты объединишь свое тело со мной, и мы сможем вырваться отсюда».
Девочка ничего не понимает, но дух говорит так убедительно и размеренно, что она кивает.
Кажется, дух уже знает о ней всё – наверное, в своей родной стихии все ее мысли уже считал и эмоции, говорят же, что вода чувствует и запоминает всё, что творится вокруг нее.
Она всем сердцем сейчас доверяется ему.
Водяной чувствует, что ему нравится эта хрупкая с виду, но такая сильная духовно девочка, на русалку похожая, только невинная и чистая, как снег с горных вершин.
«Мы обязательно убежим отсюда», - обещает она на прощание.
Перед сном она смотрит в потолок и артикулирует беззвучно губами одни и те же слова:
«Я – шаман. Я проводник из мира духов в мир людей».
Что бы это ни значило.
Теперь она понимает – она особенная. Не сумасшедшая, не странная, не больная.
Теперь она знает - всё обязательно получится.

***

Девочка со всех ног бежит по коридору, отталкиваясь от стен на поворотах. Здесь ощутимо холодно – значит, где-то близко выход.
Позади – вой сирен и топот бегущих следом людей, на ходу застегивающие меховые шубы, потому останавливаться нельзя ни в коем случае. Здесь оказалась очень простая система охраны – наверное, не рассчитывали ученые на то, что кто-то из детей даже хоть мысль допустит о побеге.
Самонадеянность их оказалась девочке и духу на пользу.
И, вот, уже отодвигается с трудом в сторону засов, распахиваются ворота, а за ними – свистит-ревет вьюга и несется в непроглядную темноту снег.
А на ней – лишь казенная сорочка да браслет с номером. И никакого намека на обувь.
«Дитя», - окликает ее Водяной, и та вздрагивает от ощущения голоса внутри себя, вообще – чего-то чужеродного внутри себя – и вырывается в метель. Она сделала свой выбор.
Потому что всё лучше чем то, что было. Уже некуда отступать.
Она увязает по колено в снегу, но тут что-то происходит, веет холодком по венам, совсем другим холодком – и сверху образуется тонкая корочка – наст – способная выдержать ребенка, но не взрослых мужчин. Бежать становится значительно легче.
- Это ты сделал? – чтобы Водяной услышал, хватает лишь просто шевеления губ, просто мысли.
- Да. Используя твое фуриоку, - отвечает Водяной. – То, что ищут эти люди, не понимая его природы. Я могу управлять водой во всех ее состояниях.
- Фуриоку… я не совсем понимаю.
- Поймешь, дитя. Сейчас просто беги.
Бежать вдруг становится теплее, даже закоченевшие ступни оттаивают, и она понимает, что Водяной греет ее изнутри. Используя ее духовную энергию и преобразуя в тепло. Без него она бы и пяти минут не протянула, но даже и так бежать очень трудно.
Да и внутренние силы начинают уходить тоненьким ручейком. Струйкой песка в песочных часах.
Медленно, но неотвратимо.
Сзади уже никто не преследует, видимо, здраво решили, что девчонка быстро замерзнет и умрет – а гнаться за ней в метель, когда не видно ничего – явная глупость – но она всё равно бежит на всякий случай, не зная куда, падая и вновь поднимаясь под вихрями снега. Так, в борьбе с буйной стихией, проходит несколько часов.
- Водяной, мне холодно, - шепчет девочка, чувствуя, как отнимаются ноги. Она снова начинает проваливаться в сугробы – чуть ли не по пояс.
- Извини, дитя, я больше не могу. У тебя почти кончилось фуриоку.
Ночь воет и свистит, а сквозь плотную завесу снега не видно даже вытянутой вперед руки.
Сил бороться уже не хватает, но девочка хватает ртом жесткий снег, сжимает зубы и снова поднимается. Она движется уже только голым усилием воли, но что это такое для буйства стихии?
Девочка падает, много раз падает, и, в конце концов, уже не поднимается.
Водяной вполне может уйти сейчас, но не покидает свою любимицу, хотя тело и дух её выжаты уже насухо. Он пытается подольше удержать в ней жизнь.
Он хочет пробыть с этой храброй девочкой до самого конца.

Так их и находит на рассвете старик-шаман: измотанную девочку и изнеможенного духа.